Я родилась в месте, название которого переводится как «Оленья тропа». На местном – Воргашор. Даже если вы никогда не слышали это слово, наверняка знаете город, к которому поселок относится.
Воркута.
В этом месте интеллигентные люди цитируют "Архипелаг ГУЛАГ", остальные напевают шансон.
Для меня Воркута никак не связана с лагерями, это город детства.
Детства, которое случилось посреди вечной мерзлоты.
Было время, когда я любила свой город и даже гордилась. Самая крупная шахта в Европе, добывающая лучший в мире уголь. Как и все, что делалось в Советском Союзе.
В городе жили особенные люди. Такие, которым жизненно необходимо каждый день проверять себя на прочность. Спускаться на полкилометра под землю, в темный, узкий забой, и подсвечивая себе фонариком, до изнеможения выяснять, сколько угля он сможет дать сегодня родине. А когда смена кончится, идти домой по земле, где полярные вьюги свистят на десятки километров в секунду, не давая вырасти ничему выше метра.
Большую часть времени здесь полярная ночь и почти всегда зима.
Единственное, что можно выращивать в Воркуте, это дети. Несмотря на тундру, мы получались вполне нормальные, советские.
При любой возможности нас отправляли на материк: к бабушкам в деревню, на экскурсию в Питер, летом - на море. Мы ездили туда довольно часто. Не каждое лето, но часто. Родители хотели пропитать нас витаминами и солнцем перед полярной зимой...
Мы много видели и многое слышали от родителей. Те слишком громко спорили с приятелями на кухне.
Эти разговоры были гораздо яростнее и смелее, чем позволяли себе кухни других городов Союза. Дальше Воркуты ссылать некуда, и люди это знали.
От этого дышали как-то полнее, несмотря на недостаток кислорода в воздухе. Процентов на 17 ниже нормы, если мой детский мозг правильно запомнил.
Когда в 90-е вся страна выживала, окучивая шесть соток, шахтеры месяцами стучали касками в Москве, требуя отставки Ельцина. Потому что никого не боялись. И потому что не имели шести соток.
От всего этого мы росли без провинциальных комплексов, в отличие
от детей других городов, подмятых близостью столицы.
На всех стенах страны мы писали "Воркута - столица мира". И через губу рассказывали, что в школу ездим на собачьих упряжках, а белые медведи заходят к нам в подъезд погреться.
Но мы ничего не говорили про оленей, пасущихся иногда возле универсама - коренные ненцы приезжали в наш поселок за хлебом. Они покупали его много, не меньше полусотни буханок, и уезжали на своих санях обратно, в далекую тундру – далекую даже для нас.
Олени были чистой правдой. Поэтому рассказывать про них было несмешно.
Я всегда знала, что уеду из своего города, потому что не люблю тоску и холод. Все дети торопятся уехать из Воркуты, кроме тех, у кого Север забрал душу. Тем плохо везде, где не задувает полярный ветер и не приходится проверять себя каждый день на прочность. Скучно.
Вряд ли я когда-нибудь вернусь в свой город детства. Вряд ли увижу его сугробы до второго этажа, с которых дети летят на санках.
Не потому что мне этого не хочется.
Мой город детства становится призраком. И это не метафора.
Окна квартиры, в которой я выросла, уже лет десять заколочены. И во всем подъезде тоже. А в соседних ещё живут люди. Этот контраст живого и мертвого даёт мне под дых даже на фотографиях.
У меня появляется чувство, что мое детство разворовали. Я не могу понять, как лучший в мире уголь перестал быть рентабельным.
Ещё несколько лет, и мимо моего поселка будут ходить только олени, не заходя в заброшенные подъезды даже погреться.
И природа будет хохотать последней, завывая в плохо заколоченные ставни, над человеком, который смел бросить ей вызов, строить дома и рожать детей, всякой мерзлоте назло.
Автор: Зоя Кропотухина
